Неточные совпадения
«Это история, скандал, — думал он, — огласить позор товарища, нет, нет! — не так! Ах! счастливая мысль, — решил он вдруг, — дать Ульяне Андреевне урок наедине:
бросить ей громы
на голову, плеснуть
на нее
волной чистых, неведомых ей понятий и нравов! Она обманывает доброго, любящего мужа и прячется от страха: сделаю, что она будет прятаться от стыда. Да, пробудить стыд в огрубелом сердце — это долг и заслуга — и в отношении к ней, а более к Леонтью!»
Звуки не те: не мычанье, не повторение трудных пассажей слышит он. Сильная рука водила смычком, будто по нервам сердца: звуки послушно плакали и хохотали, обдавали слушателя точно морской
волной,
бросали в пучину и вдруг выкидывали
на высоту и несли в воздушное пространство.
Сто японских лодок тянули его; оставалось верст пять-шесть до места, как вдруг налетел шквал, развел волнение: все лодки
бросили внезапно буксир и едва успели, и наши офицеры, провожавшие фрегат, тоже, укрыться по маленьким бухтам. Пустой, покинутый фрегат качало
волнами с боку
на бок…
Но и тут надо было наконец закрыть окна: ветер
бросал верхушки
волн на мебель,
на пол,
на стены.
Горная порода, вынесенная из оврага и разрушенная морским прибоем, превратилась в гравий и образовала широкую отмель. Вода взбегала
на нее с сердитым шипеньем и тотчас уходила в песок, оставляя после себя узенькую полоску пены, но следующая
волна подхватывала ее и
бросала на отмель дальше прежнего.
На вражьей груди грудь дрожит —
И вот колеблются, слабеют —
Кому-то пасть… вдруг витязь мой,
Вскипев, железною рукой
С седла наездника срывает,
Подъемлет, держит над собой
И в
волны с берега
бросает.
Контора Брауна «Арматор и Груз», как большинство контор такого типа, помещалась
на набережной, очень недалеко, так что не стоило брать автомобиль. Я отпустил шофера и, едва вышел в гавань,
бросил тревожный взгляд к молу, где видел вчера «Бегущую по
волнам». Хотя она была теперь сравнительно далеко от меня, я немедленно увидел ее мачты и бугшприт
на том же месте, где они были ночью. Я испытал полное облегчение.
Рыбак вскарабкается
на мокрый лежень,
на котором тяжело ходит мельничный вал, и под навесом водяных труб, обросших зеленым мохом, под каплями и нитями просачивающейся воды, вздрагивая
на своем месте при каждом обороте колеса,
бросает удочку, насаженную червяком или всего лучше рыбкой, в самую быстрину, в
волны и пену — и таскает жадных окуней и небольших щук…
— Нас, конечно, опрокинуло. Вот — мы оба в кипящей воде, в пене, которая ослепляет нас,
волны бросают наши тела, бьют их о киль барки. Мы еще раньше привязали к банкам всё, что можно было привязать, у нас в руках веревки, мы не оторвемся от нашей барки, пока есть сила, но — держаться
на воде трудно. Несколько раз он или я были взброшены
на киль и тотчас смыты с него. Самое главное тут в том, что кружится голова, глохнешь и слепнешь — глаза и уши залиты водой, и очень много глотаешь ее.
—
Бросают зеленые
волны нашу маленькую лодку, как дети мяч, заглядывают к нам через борта, поднимаются над головами, ревут, трясут, мы падаем в глубокие ямы, поднимаемся
на белые хребты — а берег убегает от нас всё дальше и тоже пляшет, как наша барка. Тогда отец говорит мне...
— Это, конечно, было сказано не сразу, а так, знаете точно команда: нас
бросало с
волны на волну, и то снизу, то сверху сквозь брызги воды я слышал эти слова.
Бросив картуз
на палубу, подрядчик поднял лицо к небу и стал истово креститься. И все мужики, подняв головы к тучам, тоже начали широко размахивать руками, осеняя груди знамением креста. Иные молились вслух; глухой, подавленный ропот примешался к шуму
волн...
Когда он взял весла, оттолкнув шлюпку, и плавная качка
волны отнесла берег назад — тоска, подобная одиночеству раненого в пустыне,
бросила на его лицо тень болезненной мысли, устремленной к городу.
На берегу,
бросив лодку, Аян выпрямился. Дремлющий, одинокий корабль стройно чернел в лазури. Прошла минута — и небо дрогнуло от удара. Большая, взмыленная
волна пришла к берегу, лизнула ноги Аяна и медленно, как кровь с побледневших щек, вернулась в родную глубь.
Он
бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним
на сухой перекладинке — дно было залито водой, — и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней
на спине, между тем как лодку
волной помаленьку относило назад к городу.
Когда ж безумца увели
И шум шагов умолк вдали,
И с ним остался лишь Сокол,
Боярин к двери подошел;
В последний раз в нее взглянул,
Не вздрогнул, даже не вздохнул
И трижды ключ перевернул
В ее заржавленном замке…
Но… ключ дрожал в его руке!
Потом он отворил окно:
Всё было
на небе темно,
А под окном меж диких скал
Днепр беспокойный бушевал.
И в
волны ключ от двери той
Он
бросил сильною рукой,
И тихо ключ тот роковой
Был принят хладною рекой.
Муравей спустился к ручью: захотел напиться.
Волна захлестнула его и чуть не потопила. Голубка несла ветку; она увидела — муравей тонет, и
бросила ему ветку в ручей. Муравей сел
на ветку и спасся. Потом охотник расставил сеть
на голубку и хотел захлопнуть. Муравей подполз к охотнику и укусил его за ногу; охотник охнул и уронил сеть. Голубка вспорхнула и улетела.
Гром грохочет. В пене гнева стонут
волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи
волн объятьем крепким и
бросает их с размаху в дикой злобе
на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.
С моря дул влажный холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей
на берег
волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и
бросали их в костер, раздувая пламя, окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала
на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана, — он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас.
Воды озера никогда не мутятся; что ни
бросишь в них — не принимают,
на другой же день брошенное
волной на берег выкинет.
По крыше шумел злобный норд-ост, море в бешенстве
бросало на берег грохочущие
волны.
Корабль, как щепку,
бросает из стороны в сторону и сердитые
волны налетают
на него со всех сторон, как бы оспаривая друг перед другом свою жертву.
Река бурливо несла свои мутные
волны. Сергей Дмитриевич положил труп
на землю, отыскал с помощью фонаря два увесистых булыжника, крепко привязал их к концам затянутой
на шее несчастной петли и, напрягая все силы, раскачал и
бросил труп в реку.